Гора Каштак, что в Томске, с её оврагами примыкает к старому городскому кладбищу. Здесь в 1920–1940-е годы чекисты расстреливали и закапывали в землю жертв Большого Террора. По мнению историков, в этих оврагах похоронено около 9 тысяч невинно осуждённых и расстрелянных в годы сталинских репрессий. Среди них – оба прадеда Павла Батухтина. Долгие годы он не знал о судьбе своих родственников. Павел Батухтин начал искать документы, связанные с дедом по отцу, который был арестован органами НКВД в 1938 году. Страшную правду, как и тысячи людей по всей стране, он нашёл в госархиве. Обнаружил данные и по другим, более дальним родственникам, о которых ничего не знал, ведь в семье о них никогда не говорили.

​– Черепенько Герасим Васильевич, один мой дед… И Пярин Юган Августович, второй. Оба они были расстреляны здесь, на Каштаке. В мае месяце 1938 года. Один 22 мая, а другой, кажется, 15 мая. Черепенько был расстрелян как участник польской военной организации, а Пярин – как эстонский разведчик. И прабабка по 58-й сидела, лет 5–6. Ее не расстреляли. Все трое реабилитированы, – рассказывает Павел Батухин. – Никто об этом не говорил. Спрашивал у матери: "А где дед?" Она отвечала: "А он нас бросил маленьких. Ничего не помню, не знаю, была война..." В архивах сегодня немногое сохранилось. Я стал искать фотографии, не нашел. Нашел только вот справку о Черепенько. Вся родня считала, что он умер от воспаления легких. Я тетке не так давно в Москву присылал этот документ, она спросила: "Как расстрелян? Мне сказали, что он умер после тяжелой болезни". Все боялись об этом говорить. Да и сейчас, кажется, говорить об этом не принято.
После службы через березовую аллею Павел Батухтин направляется к дому. Идти недалеко – живет он здесь же, на Каштаке. Будучи ребенком, с семьей переехал в этот район. Тогда его только начали застраивать жилыми домами. Они стоят фактически на месте бывшего кладбища, на месте братских могил.

"Мы заселились сюда в 1975 году, мне было 9 лет. Тогда котлованы копали под дома. Пацанами ходили специально туда, смотрели, найдут кости или нет. Сам находил. Прямо рядом с моим домом, возле четвертого подъезда. Так в память запало. Мужчину нашли и женщину, я ее запомнил. Туфли были белые, лодочки, совсем не сгнившие. И волосы, ярко-рыжие, они сохранились на черепе. Гребешок костяной. Я достал пулю из черепа и долго с ней ходил, не знаю зачем. В овраге за моим домом тоже останки находили. Там люди раньше садили картошку, выкапывали черепа. Да практически под всеми домами кости лежали. Вопрос, кто они такие и откуда, возникал, но кто-то сказал, что бандиты, мы и поверили. Не было никакой информации. Не могу сказать, что было страшно. Наверное, это было обыденно. Эти стройки были развлечением, к сожалению. Ребятишки, что греха таить, играли с костями тут. Возможно, среди них и мои деды были. Из окна квартиры Павла Батухтина, внука репрессированных, виден корпус старой тюрьмы, которая была построена еще в середине ХIХ века и служила пересыльным пунктом для каторжников и ссыльных. За тюрьмой под Каштачной горой был глубокий овраг, который в народе получил название "страшный ров"".

"При советской власти тюрьма продолжала существовать. Это довольно большая территория: там было несколько корпусов, и каменных, и деревянных, и эта тюрьма служила местом размещения пребывающих в Нарымскую ссылку репрессированных и арестованных в Томске. Кто-то следовал дальше по этапу, а кого-то расстреливали у Каштачного рва. В этой тюрьме провели последние дни и мои прадеды, а на горе их, видимо, расстреляли. Там же во рвах и закопали, – рассказывает Павел Батухтин".
В конце 1951 года в Томске решался вопрос о размещении в городе эвакуированного сюда в годы войны завода "Сибкабель". Несколько корпусов завода уже были построены на прилегающей к Каштачной горе земле. Под новые корпуса заводу выделили территорию старого кладбища. Родственникам позволяли перезахоронить останки. Но делалось это в единичных случаях. Судьба захоронений оказалась в руках строителей. Рабочие бульдозером сгребли все оградки, надгробия и кресты вместе с могилами и скидывали всё это в Каштачный ров. Засыпая таким образом место массовых расстрелов и захоронений. И только в 1989 члены Томского общества "Мемориал" провели первые раскопки на одном из участков оврага.

​Одним из тех, кто участвовал в тех раскопках, был университетский преподаватель Василий Ханевич, родившийся в семье потомков переселенцев в Сибирь из Польши. Его прадеды и деды были репрессированы в 1938 году в ходе так называемой "польской операции" НКВД, а отец с 1949 по 1953 находился в ГУЛАГе. Сегодня Василий Ханевич заведует первым в России "Мемориальным музеем истории политических репрессий". Он располагается в здании бывшей следственной тюрьмы НКВД.
"Первые раскопки на Каштачной горе были пробные, мы должны были сами убедиться в том, что там действительно есть захоронения расстрелянных. Хотя у нас уже было много воспоминаний, показаний очевидцев, что они находили тут останки расстрелянных в 1950-е годы."
"Мы копали шурфы в предполагаемых местах. Находили останки с пулевыми отверстиями в затылке. Для документального подтверждения сдавали останки на судмедэкспертизу, которая подтвердила, что останки принадлежат расстрелянным во второй половине 1930-х", – вспоминает Василий Ханевич.

В 1995 при строительстве гаражей на Каштаке было обнаружено групповое захоронение. Строители пригласили представителей "Мемориала". Останки тогда собирали месяц. 10 ящиков костей было передано судебно-медицинской экспертизе, которая датировала останки 1936-м. По факту их обнаружения было возбуждено уголовное дело. В 2002 эти останки были захоронены в братской могиле на Бактинском кладбище.
"Была практика, что могли расстреливать на краю вырытых рвов. Трупы сбрасывали в эти рвы и засыпали. Или приводили к заранее выкопанным ямам, приговор так называемых "троек" приводился в исполнение, там и закапывали. Была известна такая частушка, ее пели в начале 1930-х некоторые люмпенизированные томичи, которые на этом деле подрабатывали. "Я поеду на Каштак, на крутую горку. Заработаю пятак себе на махорку". Пятак – это за то, что участвовали в скрытии следов преступлений", – рассказывает Василий Ханевич.

Среди тех, чьи останки лежат во рвах на горе Каштак, – самые разные люди. В их числе, возможно, расстрелянные здесь поэт Николай Клюев, философ Густав Шпет, московский академик Григорий Ильинский, князь Александр Голицын, княгиня Ольга Урусова (Голицына), святитель Иувеналий и несколько десятков архиереев Русской православной церкви. В томском "Мемориале" считают, что на горе Каштак должен появиться не только православный храм, но и мемориал, который увековечил бы имя каждого невинно погибшего во время Большого террора.

"Наша позиция заключается в том, что помимо Поклонного креста и храма, который уже есть там, а также храма, который планирует построить РПЦ, на Каштачной горе должны быть и стелы с именами расстрелянных томичей (тем более что многие имена эти известны). Так это сделано, например, на 12-м километре в Екатеринбурге, или как на Бутовском полигоне в Москве, или в городе Абакане. Пока есть три тома "Книги памяти", где указаны фамилии репрессированных, среди них и расстрелянные на Каштачной горе. И эти имена, как мне кажется, должны быть увековечены и здесь на Каштачной горе. Храм строит церковь, о мемориале с именами расстрелянных должны бы позаботится власти. Но я сильно сомневаюсь, что на данном этапе это возможно. У наших городских и областных властей вообще нет никакого внятного понимания того, что на Каштачной горе должно быть. А ведь мы должны помнить, что Большой террор – это была война против собственного народа. И жертвы этой войны имеют право на память о себе. И по официальным законам, и по чисто человеческим. А пока на Каштачной горе эта память безликая".